В. Берестовский ПОКАЯНИЕ (БЫЛЬ)

01.01.2013 22:37

«Меня нашли не искавшие Меня, Я открылся не вопрошавшим о Мне»
Рим. 10:20

Было уже поздно. Ашот, как обычно, возвращался домой. Сегодня он, правда, немного засиделся у товарища. Но это ничего. Завтра у него выходной. Он заранее договорился об этом с начальником Владимиром Петровичем.
Завтра! Завтра обещало быть хорошим. Небо было чистым и безоблачным, ярко светила луна, и мерцали мириады звезд. Значит, день, который будет завтра, будет солнечным, это для Ашота было очень важно. Завтра ему исполнится 35 лет. На празднование соберутся родственники и друзья, будет весело и приятно. Ведь все-таки прожито 35 лет! За этот срок он многого успел добиться: окончил институт, женился на прекрасной Леночке, которую однокурсники называли не иначе, как «Елена Прекрасная», у него растут две хорошенькие дочки, которые уже ходят в школу: в 1-й и 3-й класс, и маленький долгожданный сын Валико, наконец – есть любимая работа.
Девочек зовут Танюша и Маринка. Ашот договорился с Леной, что имена дочерям даст она, но сын будет носить имя его лучшего друга, которому он был обязан жизнью.
Эта история случилась, когда он впервые прыгал с парашютом. Парашют не раскрылся. И тогда Ашот почувствовал близость смерти. Во мгновение ока он почти увидел страшное лицо, перекошенное злобным смехом. Почему «почти» – он сам не знал, но это лицо было как наяву. Его тогда объял дикий ужас. Ужас не оттого, что парашют не раскрылся, у него был запасной, а от сознания того, что кто-то хочет похитить его душу. Именно мысль, что кто-то, совершенно неведомый, желает похитить его душу, ужаснула его.

Это длилось не более двух секунд. Он быстро пришел в себя и еще успел усмехнуться. Мол, бывает же такое, говорят, подобное можно увидеть, если изрядно напиться.
Он дернул второе кольцо. И… его объял еще больший ужас. Он забыл перевернуться в воздухе на спину! Парашют вышел из рюкзака (ему нравилось так говорить), но не раскрылся. И вдруг он снова увидел это страшное, перекошенное в злобной усмешке лицо. Это исчадие ада, как мысленно сумел назвать его Ашот, уже реально готовилось похитить его душу. Внутри вдруг страшно похолодело, хотя пот со лба катился градом, почти полностью заливая глаза. И это несмотря на то, что он падал с большой высоты. Смерть была неизбежной. На земле при виде опасности он смог бы хоть что-нибудь предпринять. Но в воздухе он мог только падать. Земля приближалась. Не так пугала сама по себе смерть, как то, что хотят похитить его душу. Ашот раньше никогда не задумывался, есть ли Бог, есть ли сатана, существует ли рай или ад. Поэтому его душа была объята ужасом. Но как же изменить положение?
Ужас сковал его, он молча продолжал падать, хотя сознание лихорадочно работало. Есть ли выход? И вдруг его как будто прорвало. Из глубины не тела, а души вырвался дикий, отчаянный вопль: «Господи, если Ты есть, спаси меня!» Какое-то мгновение в глазах стоял туман, но уже в следующий миг стало проясняться, и он снова увидел страшное лицо. Но теперь он заметил, что вместо торжества на нем отразилась печать злобного отчаяния и ненависти. Туман в глазах полностью рассеялся, и лицо, так напугавшее его, исчезло. Сознание полностью вернулось к нему, а вместе с ним и какой-то неземной покой, мир и даже радость, что, в свою очередь, сильно удивило его: ведь чему радоваться? Смерть приближается.
Почему-то Ашот подумал, что в такие минуты люди вспоминают свою жизнь. И даже обиделся, что у него вечно все не так, как у людей…
Он продолжал падать. И вдруг увидел, как мощный порыв ветра – воздушная струя – резко изменил полет одного из парашютистов. Ашот падал почти в центр купола сослуживца. Сознание мгновенно сработало: погибну я и еще кто-то со мною вместе. Нет! Пусть лучше я один.
Каким-то чудом извернувшись в воздухе, Ашот упал на самый край купола и соскользнул вниз. Следом за ним тащился длинный хвост нераскрывшегося парашюта. В этот момент Ашот почти ничего не думал, но вдруг его резко дернуло – и падение замедлилось. С удивлением он поднял голову вверх и увидел, что парашют его за что-то зацепился у падавшего вместе с ним парашютиста, а это был именно Валико, который отчаянно вцепился руками и даже зубами в нераскрывшийся парашют Ашота. Это на какую-то долю секунды обрадовало его, но тут же он сообразил, что все равно разобьется, но теперь вместе с Валико. Ашот закричал, чтобы Валико бросил его, но тот молчал, его рот был занят: зубы намертво впились в парашют.
Каким-то чудом почти у самой земли Валико сумел раскрыть второй парашют, и они приземлились относительно благополучно. Ашот отделался вывихом ноги и ушибами, а Валико переломом руки. Но оба были бесконечно счастливы.
В больнице, где их поместили в одну палату, Ашот, улучив момент, рассказал своему новому другу Валико о своих переживаниях в воздухе. Он подумал, что Валико посмеется над его видениями, но получилось обратное. Валико очень серьезно выслушал рассказ Ашота и только сказал:
– Это все неспроста. Ведь и меня под тебя бросила какая-то сила, как будто чья-то рука, и я услышал отчетливый и спокойный голос: «Держи, ты можешь спасти его». И я держал, и мы оба спаслись. Над этим нам еще надо будет подумать.
Но подумать вместе они не успели. На следующий день их дороги разошлись: Ашота забрали в часть, а Валико после операции перевели в госпиталь. Прошло несколько месяцев, прежде чем они снова увиделись. Но оба постеснялись вспомнить тот памятный день или просто не захотели. Разговор у них состоялся значительно позже, уже в конце службы. Они еще и еще раз вспоминали подробности того дня и постепенно пришли к выводу, что в тот день случайности не было. Ведь все изменилось после отчаянного крика-мольбы Ашота к Богу, и, наверное, Бог все-таки есть. Больше к этой теме они не возвращались.
Ивот теперь Ашот снова вспомнил тот далекий страшный и в то же время счастливый день. Ашот смотрел на бездонное звездное небо и думал: «А что было бы, если бы я не закричал: «Господи, если Ты есть, спаси меня!» И вдруг он ясно и четко осознал, что его просто не было бы, не было бы и этого вечера, не было бы в его жизни прекрасной Леночки, не было бы Танюшки, Маринки и его любимца Валико, и завтрашний день в его жизни просто не наступил бы. И никто не пришел бы завтра поздравить его с днем рождения. Это простое открытие с необыкновенной силой потрясло Ашота. По спине поползли мурашки, вновь, как тогда в воздухе, перехватило горло, а глаза наполнились слезами радости и счастья. Может быть, он впервые ощутил жизнь по-настоящему, во всей ее полноте. Может быть, впервые он понял, как приятно дышать вечерним свежим воздухом, смотреть на окружающий мир, на бездонное небо, идти уставшим в родной дом, где тебя ждут любящая жена и бесконечно дорогие дети. Все это во мгновение пронеслось в его сознании, и он, подняв свое лицо к звездному небу, сам не зная, как и почему, с глубоким чувством и от всего сердца сказал: «Господи, если Ты есть и если Ты дал мне возможность прожить целых 35 лет, то я благодарю Тебя. Я благодарю Тебя за этот прекрасный мир, который я вижу, за то, что Ты спас меня в тот страшный день. Благодарю Тебя и за жену, и за детей. Господи, если Ты есть, помоги мне узнать это наверняка, чтобы я не сомневался. Завтра у меня соберутся все мои друзья. Если бы Ты был человеком, я обязательно пригласил бы Тебя к себе. Но я этого сделать не могу, и Ты, пожалуйста, не обижайся. Если Ты хочешь и сможешь прийти – приходи обязательно. Ты будешь самым дорогим и самым почетным гостем в моем доме».
Через несколько секунд Ашот с удивлением думал сам о себе: «Что это со мной происходит? К кому же я все-таки обращался, кого благодарил, кого приглашал к себе в гости?» Размышляя таким образом, он подошел к новому девятиэтажному дому, в котором жил. Улицы были темными, освещение почему-то не включали. Может быть, снова экономили? Возле дома Ашот остановился, с удивлением окинул его взглядом и увидел, что на пятом этаже, в его квартире, горит свет: значит, Леночка еще не спит, а ждет его и, наверное, волнуется. Он снова посмотрел на прекрасное бесконечное ночное небо. Уже в подъезде у него мелькнула мысль: «А кто же создал эту бесконечную вселенную с несчетным числом галактик и звезд, кто же создал Землю и Солнце?» И вдруг ему вновь привиделось давно забытое страшное, озлобленное лицо с ехидной улыбкой. Но теперь Ашот не испугался. Ведь он был на земле, на твердой, непоколебимой земле, а не в воздухе. Здесь он чувствовал свою силу. Здесь все было надежным и основательным, здесь он был у себя дома. Поэтому он просто презрительно бросил этому лицу: «Сгинь, нечисть!» Но нечисть почему-то не собиралась сгинуть, она чему-то злобно радовалась. У Ашота неприятно защемило сердце, и он начал сердиться. Нечисть как бы насмехалась над ним. Ашот подумал: «Вот подарочек ко дню рождения…» Но тут же разозлился сам на себя и в сердцах произнес привидению: «Да пропади же ты пропадом! Чего тебе нужно от меня?» И он с ужасом услышал тихое, но четкое: «Душу!» Видение исчезло, но Ашот остановился как вкопанный. Его тело, чуть ли не в буквальном смысле слова, окаменело. В глазах потемнело, сердце усиленно забилось, как бы опасаясь тоже стать каменным. В голове стоял туман, и только одна мысль, как раненая птица, металась в сознании: «Мою душу действительно хотят похитить».
Он не знал, сколько простоял в оцепенении. Из этого состояния его вывел вошедший в подъезд сосед, живущий этажом ниже, который чуть не сбил его с ног, так сильно спеша домой, чтобы успеть досмотреть что-то по телевизору. Но, взглянув на Ашота, остановился: «Что с тобой случилось? – спросил он. – На тебе лица нет, ты бледный как стена!» Еле ворочая языком, Ашот пробормотал что-то невнятное по поводу сердца и, с трудом переставляя негнущиеся ноги, побрел к лифту. Сосед не отставал от него. Он даже проехал свой этаж и вместе с Ашотом вышел на его площадке. Подождал у двери, пока Лена, которая при виде Ашота тоже сильно испугалась, открыла дверь. Вдвоем они завели его в квартиру и усадили на диван. Лена побежала искать в домашней аптечке корвалол, так как решила, что у мужа сердечный приступ. После того, как капли были выпиты, Ашот стал медленно приходить в себя. Сосед, успокоившись, побежал домой, а Лена ушла на кухню готовить ужин. Дети уже спали. Завтра у них был обычный день.
Ашот сидел на диване и размышлял о случившемся. Может, это была галлюцинация? Нет, этим он никогда не страдал. Может быть, инопланетяне, о которых в последнее время столько пишут в газетах? Тоже нет. Но что же это? В сознании вновь и вновь вставало видение – исчадие ада. Он еще долго размышлял бы над этим, но ход его мыслей прервала Леночка. Она приготовила ужин и пришла за Ашотом. За ужином она стала спрашивать о случившемся. Он долго отнекивался, но так как она не унималась, а она любящим сердцем женщины чувствовала, что с ним случилось что-то не совсем обычное, не выдержал и рассказал ей обо всем, начиная с того памятного дня, когда у него не раскрылся парашют. Раньше он ей никогда не рассказывал об этом, потому что боялся насмешек сокурсников, да и ее тоже. Ведь он любил Леночку, и для него самым страшным было бы потерять ее. Но теперь он решился и рассказал обо всем без утайки. Даже о своих размышлениях сегодняшним вечером. Лена все внимательно выслушала. Она не знала, как ей отнестись к рассказанному. Она тоже ни во что не верила, но рассказ любимого и очень близкого человека не был похож на розыгрыш. Она так же, как и Ашот, была в полном недоумении в отношении происшедших событий. И этот рассказ ее тоже глубоко взволновал. Но чтобы как-то успокоить мужа, она сказала ему: «А ведь тебя преследует не только злая сила, но и добрая. Вспомни, что услышал Валико? Не волнуйся, дорогой, ведь всегда добро побеждает зло, и то, что ты пригласил на завтрашний день к нам в гости …э-э-э, ну ту добрую силу (она почему-то вдруг постеснялась сказать «Бог») на день рождения, – хорошо. Все-таки иметь друга на небе…» – пыталась пошутить она, а в сознании мелькнула мысль, что это было бы просто замечательно. Ведь она как мать и жена постоянно беспокоилась о детях и муже.
Она нежно поцеловала мужа и пошла в спальню. Ашот еще немного посидел за столом, потом встал, пошел в ванную, умылся, пытаясь тем самым смыть неприятности этого вечера, и тоже пошел спать. Но перед тем, как заснуть, он вспомнил слова Леночки, что о нем заботится какая-то добрая сила. Может быть, Сам Бог? От этой мысли ему стало приятно. Хорошее настроение вновь вернулось к нему. Он опять вспомнил о завтрашнем дне, о своем празднике, и одной из последних мыслей перед тем, как заснуть, была мысль о том, что хорошо было бы, если бы завтра к нему в гости пришел Тот, Который его уже однажды спас.
Уснул он быстро и спал крепко. Под утро Ашот как будто проснулся или ему просто это показалось. Потолок вдруг исчез, и он увидел бесконечное звездное небо. Небо было таким прекрасным, как никогда раньше. Он еще ни разу не видел такой красоты. Потом он увидел Землю как бы со стороны и всю сразу. Как это получилось, он и сам не понял, но в какие-то доли секунды он смог увидеть все самое прекрасное, что есть на Земле: горы, реки, моря и океаны, леса, пустыни… всего и не перечислишь. И в этот момент он услышал голос: «Все, что ты видишь, – дело Моих рук! Я Бог, и нет иного! Все это Я создал для человека, чтобы он славил имя Мое. Я и тебя полюбил, когда ты еще не знал Меня. Но ныне ты узнаешь, что Я – БОГ. Сегодня у тебя день рождения, ты пригласил Меня, и Я буду с тобою. Я не оставлю дом твой без милости, и ты прославишь имя Мое, потому что Я – Бог твой!» С этими словами все исчезло. Ашот открыл глаза, уставился в потолок, где всего лишь секунду назад он видел бесконечное темно-синее небо с мириадами звезд. Он долго не мог прийти в себя. Постепенно сознание реальности вернулось к нему. Лена еще спала, и Ашот не стал будить ее. Он лежал и снова и снова вспоминал столь удивительно реальный сон. Вспомнил он и вчерашний вечер, ужасное лицо, ответ на свой вопрос и тот голос, который слышал то ли во сне, то ли наяву. У него появилось чувство какой-то опасности, но голос, который он слышал утром, внушал ему уверенность и спокойствие в наступившем дне. Что же принесет ему этот день?
Ровно в 6.30 зазвонил будильник. День начинался, как обычно. Леночка быстро встала, привела себя в порядок и поспешила на кухню готовить завтрак. Сегодня Ашот мог полежать в постели дольше обычного, но ему не хотелось. Он спешил поделиться с Леной таким необычным сном и узнать ее мнение. Он быстро встал, умылся. На стуле он увидел новую белую рубашку, флакон одеколона «Тэт-а-тэт», который давно хотел купить, да все никак не мог собраться, и красивую поздравительную открытку, на которой Лена и дети желали ему всего самого наилучшего в жизни. Рядом лежали три рисунка – дети тоже сделали дорогому папе свои подарки. Когда же Леночка успела все это разложить? Ведь она раньше его легла и позже проснулась! «Моя добрая фея!» – подумал он о своей жене и отправился к ней на кухню. Лена его еще раз поздравила, пожелала всего самого наилучшего в жизни, крепко обняла и поцеловала. После этого они вдвоем стали готовить завтрак детворе. Лена возилась у плиты с кастрюльками, а Ашот резал хлеб, колбасу, сыр. Разговор он начал издалека. Ашот спросил Лену, как она спала и что видела во сне. На это Лена ответила, что видела что-то ужасное, которое трудно описать словами, но в конце концов они все были вместе и радовались. Подробностей она не помнила. После ее рассказа Ашот задумался. Он интуитивно почувствовал, что между событиями существует какая-то связь. Он подробно рассказал ей свой удивительный сон. Лена тоже серьезно задумалась. Но долго размышлять им было некогда. Таня уже поднялась и побежала умываться. Зато Маринка капризничала и не хотела вставать.
Но вот девочки умытые, причесанные, с огромными бантами, в свежевыглаженных школьных платьях, в белоснежных фартучках пришли на кухню, где их уже ждал накрытый стол. Они поочередно подбежали к папе, прощебетали свои поздравления, чмокнули в щеку и принялись за завтрак. Завтрак сегодня был праздничный. Все было вкусно. Но наибольший восторг вызвал у девочек специально приготовленный для них маленький торт. Он был уменьшенной копией большого торта, который предназначался для вечернего праздничного стола.
Школа была близко. Поэтому в школу и домой они ходили сами.
Проводив своих стрекоз за порог, Лена вновь вернулась в кухню и села рядом с мужем. «Ну, что скажешь?» – спросил ее Ашот, намекая на начатый разговор. Лена подумала немного и ответила: «Да, что-то общее есть. Наверное, что-то должно сегодня случиться и, наверное, дорогой, что-то очень неприятное». Она не сказала вслух – «ужасное», хотя именно это слово вертелось у нее на языке. Сердцем она предчувствовала надвигающуюся беду, но пыталась успокоить и себя, и Ашота. Она стала убеждать его, что сказалось нервное напряжение последних дней, а тут еще какое-то привидение, которого могло и вовсе не быть, что это было только в его усталом мозгу, что этот образ всплыл в его памяти после воспоминаний о страшном случае. Она говорила много и, казалось, убедительно, но в конце концов она и сама почувствовала, что не верит ни единому своему слову. Она просто попыталась ободрить и успокоить мужа, но, видя, что у нее ничего не получается, остановилась на полуслове и печально посмотрела на него. Немного подумав, она твердо и убежденно произнесла: «Хотя я и не верю в Бога, но если Он есть, то тебе нечего бояться. Ведь Он пообещал тебе, что не оставит дом наш без милости, следовательно, Он будет покровительствовать нашей семье. Ведь должен же ты будешь Его за что-то прославить или поблагодарить. Ведь за плохое не благодарят… Значит, с нами сегодня случиться может только хорошее». От этих слов она моментально успокоилась сама и успокоила мужа.
У Ашота вновь поднялось настроение, он начал шутить и смеяться. В этот момент он был действительно счастлив. Они долго сидели молча, крепко обнявшись. Первой опомнилась Лена. Она резко поднялась и, улыбнувшись, сказала мужу: «Если и дальше мы будем вот так сидеть, то наши гости останутся без ужина». Она начала готовить праздничный ужин. У нее было много работы: нужно было отварить курицу, приготовить жаркое, мясной салат и еще много других вкусных блюд. Кое-чего не хватало, и она, перечислив все, что нужно купить, попросила мужа пойти в магазин и на рынок. Но в это время на пороге появился сонный Валико. Сегодня ради семейного торжества его решили оставить дома.
Лена продолжала возиться на кухне, а Ашот занялся сыном. Он первым делом завел его в ванную. Умыл, причесал и одел. Малыш понял, что отец собирается за покупками. Валико начал хныкать и проситься пойти вместе с отцом, он не любил сидеть дома. В конце концов Ашот сдался, и после легкого завтрака они наконец стали собираться в магазин. Валико так радовался возможности погулять с отцом, что совершенно заморочил Ашоту голову. Тот подхватил сына на руки и с веселым криком помчался с ним по лестнице на улицу. В такие минуты они не пользовались лифтом. Они выскочили на улицу, побегали по детской площадке. Ашот вспомнил, что забыл дома сумку с пустыми молочными бутылками и кошелек. Из окна во двор выглянула Леночка, она хотела поторопить своих любимых «бездельников» заняться делом. Ашот, увидев ее в окне, обрадовался и закричал, чтобы она быстрее вышла во двор и принесла сумку с кошельком.
В другое время Лена просто бы позвала его в дом, но какой-то внутренний голос говорил ей, чтобы она скорее вышла во двор к мужу и сыну. И она, повинуясь именно этому голосу, а не просьбе мужа, схватила сумку и стремительно побежала вниз по лестнице.

Ее первый вопрос, когда она подбежала к ним, был: «Что случилось?» Но не успел Ашот даже ответить, как что-то вокруг них произошло. Что именно, ни он, ни Лена не поняли. Раздался какой-то страшный, зловещий гул, и вдруг у них из-под ног ушла земля, и они, как подкошенные, свалились в песочницу, рядом с которой стояли. Через несколько секунд удар повторился, но только во много раз сильнее. Порыв ветра поднял в воздух песок и с силой бросил его им в лицо. Небо в одно мгновение потемнело. Удары продолжались один за другим, но уже более слабые. «Землетрясение», – мелькнула мысль у Ашота. Когда он протер глаза от пыли и песка, то с удивлением увидел, что чего-то не хватает. Глаза верно посылали информацию в мозг, но мозг сопротивлялся. Ашот зажмурился и вновь открыл глаза – да, ему не снится, нет галлюцинаций… но нет и дома, из которого он вышел всего лишь несколько минут назад. Кругом была сплошная пыль, солнце померкло. Казалось, что наступил конец света. Все было нереальным. Но все-таки глаза не обманывали… После сильного грохота вокруг стояла глубокая тишина. Он посмотрел на Валико, который сидел рядом и беззвучно плакал, на Лену, которая тоже беззвучно что-то кричала, потом упала на колени и стала молотить кулаками песок. Постепенно сознание возвращалось к действительности, и в следующую секунду Ашот услышал плач Валико, плач, вернее, дикий вой Лены, треск и грохот падающих перекрытий и ломающихся балок. Услышал в этом аду и чей-то плач, вопли, стоны, крики, зовущие на помощь. Еще через несколько секунд мозг Ашота пронзила мысль: «В школе дети!» Эта мысль, словно пружина, подбросила его вверх. В мгновение ока он стоял на ногах. Боли в теле не чувствовал, значит, был цел. Быстро осмотрел Валико и Леночку – целы и ни единой царапины. На месте дома – огромная куча строительного мусора, и весь двор усыпан обломками плит, балок и кирпича. Казалось, во дворе не было ни пяди земли, куда не упал бы кирпич или обломок. Детская песочница, где они находились, была подобна островку среди разбушевавшейся стихии. К ним не залетела ни единая щепка, ни единый даже маленький камешек. Это поразило его и в то же время обрадовало. Он приказал Лене никуда не отходить от песочницы и ждать его, а сам, перепрыгивая через балки, плиты и прочие остатки того, что еще несколько минут назад было домом, помчался к школе. Он еще никогда в жизни так быстро не бегал. В голове стучала мысль: «Скорей!» Влетев в школьный двор, он чуть не сшиб с ног двух громко рыдающих девочек. Он кинулся к остаткам здания, но вдруг услышал позади отчаянный крик: «Папа!» Он остановился и, оглянувшись, увидел своих дочек, которые бежали к нему. От радости Ашот чуть не потерял сознание. Он подхватил Танюшу и Маринку на руки и побежал вместе с ними к Лене. Он бежал и плакал от счастья, а губы сами, без его воли шептали благодарность Богу за то, что вся семья уцелела в этот страшный час. Оставив детей Лене и наказав им оставаться на месте, он вновь бросился к школе. Теперь он бежал к школе не один, вместе с ним бежали и другие родители. Во дворе школы уже находились несколько человек. Они стояли, не зная, с чего начать. Ашот быстро окинул взглядом остатки школьного здания. Половина здания рухнула, а другая еще стояла. Он хорошо знал эту школу, поэтому сразу понял, что лестничные пролеты рухнули в центральном входе. Но был еще черный вход, как его называли. Он бросился туда, за ним еще несколько человек. Дверь была завалена упавшим балконом. Они лихорадочно начали растаскивать завал. Через несколько минут вход был расчищен, но дверь оказалась запертой.
А наверху были слышны душераздирающие крики детей. Они метались по остаткам этажей в поисках выхода. Но выхода не было. Откуда-то снизу струился дым. Начался пожар. Дыма с каждой минутой становилось все больше и больше. Один за другим мужчины что было сил били в дверь. Кто плечом, кто куском бетона, но дверь не поддавалась. Ашот вспомнил, что в армии он занимался каратэ, да и до армии тоже. Но вот уже десять лет как он бросил эту борьбу… Он крикнул, чтобы дали ему дорогу. Короткий разбег, и он резко ударил ногой в дверь. Доски не выдержали и лопнули. Еще один удар, и еще две доски выбиты. В образовавшуюся дыру они протолкнули подбежавшего подростка. Он снял лом, которым была заперта дверь, и она открылась. Мужчины дружно ринулись в образовавшийся проход.
На бегу Ашот распоряжался: «Двоим на первом этаже найти очаг пожара, а двое – на третий». Появление взрослых на этажах немного успокоило детей. Их стали выводить во двор школы. Лестница была в двух местах сильно повреждена, но все-таки выдержала. Когда все вышли, взрослые тщательно обшарили все уголки и только тогда бросились на улицу.
Во дворе уже стояла пожарная машина, каким-то чудом проехавшая к школе. Пожарные меньше всего думали тушить пожар, они приехали спасать детей. Но здесь они понадобились как пожарные. Развернув шланги, они быстро потушили еще не успевший набрать силу пожар. После этого все принялись разбирать завал. Трупы складывались здесь же, во дворе. Их было очень много. Но изредка попадались и живые дети. Им оказывали посильную помощь, а потом, уложив на самодельные носилки, несли к поликлинике, в сквере которой возле раненых уже суетились врачи и медсестры. Это продолжалось до вечера. Когда начало темнеть, Ашот уже еле передвигал ноги. Подоспевшая бригада рабочих сменила их, и Ашот с трудом побрел к тому месту, где когда-то, кажется, давным-давно, стоял его дом.
День Ашоту показался вечностью. Он медленно брел по улице. Везде слышались плач и стоны. У всех было горе. У всех? Нет, не у всех. И тут только Ашот понял, что эта трагедия не коснулась его семьи. Все были целы и невредимы. Это его поразило. Случайность? Везение? Он не переставал задавать себе вопросы. И вдруг он отчетливо, во всех подробностях, вспомнил свой сон и как бы вновь услышал голос:
«Сегодня у тебя день рождения, ты пригласил Меня, и Я буду с тобою. Я не оставлю дом твой без милости, и ты прославишь имя Мое, потому что Я – Бог твой!»
Ашот остановился как вкопанный. Ему вдруг стало жарко, хотя вечер был прохладным. Горло пересохло, а в голове стучало: «Я не оставлю дом твой без милости, и ты прославишь имя Мое, потому что Я – Бог твой!» Бог, Который полюбил меня, когда я еще не знал Его?! Возможно ли это? И он снова стал вспоминать подробности дня. Нет! Случайности не было. В магазин обычно ходила Лена. Валико обычно был в детском саду, девочки в школе. Если бы не просьба Лены, он сидел бы у телевизора или читал газеты. Случайности не было! Они все за считанные минуты до землетрясения оказались на улице. Но тут же он услышал ехидный шепот, как будто кто-то стоял рядом и говорил: «А может, все-таки это случайность?» Две мысли боролись в мозгу, и каждая словно отстаивала свою точку зрения, а он сам был как посторонний наблюдатель. Кто же прав?
Усталости как не бывало, Ашот прибавил шагу, ведь разрешить этот вопрос могли помочь только Лена и дети. Вот и песочница. Лена с детьми была здесь. Все сидели, тесно прижавшись друг к дружке. У их ног горел маленький костер, и все молча смотрели на огонь. Слез уже не было. Была усталость и безразличие. Появление мужа и отца обрадовало Леночку и детей. Он устало опустился на край песочницы. Лена тут же повесила над огнем найденный ею еще днем чайник и стала греть чай. Потом она достала сверток, в котором оказалась колбаса и большой кусок хлеба. Но Ашот был настолько взволнован своими мыслями, что не удивился ни продуктам, ни чайнику. Он начал расспрашивать девочек о том, как они оказались во дворе школы в то время, когда в школе шли занятия. На это Маринка ему ответила, что в конце урока у нее вдруг сильно заболела голова, она расплакалась. На перемене учительница повела ее к школьной медсестре, которая отправила ее домой (у нее поднялась высокая температура). Дома были родители, об этом сказала Маринка, и медсестра порекомендовала вызвать на дом врача. Жили они почти рядом со школой, и учительница, сходив за Таней, отослала их домой. Как только девочки вышли из школы, Маринка сказала, что голова у нее перестала болеть. Они вернулись к медсестре, но та и слушать не хотела, категорически приказав идти домой, хотя и сама удивилась, что сильный жар вдруг спал. «Мы пошли домой. Но как только дошли до середины школьного двора, земля будто ушла из-под ног, и мы упали. Мы очень сильно испугались и начали плакать, и тут прибежал папа». Потом Лена рассказала, что ее как будто кто-то заставил в прямом смысле слова побежать на улицу…
Ашот сидел бледный и какой-то особо сосредоточенный. После рассказа жены и детей он медленно и отчетливо произнес: «Да, дорогие мои, сегодня случайности не было. Сегодня Бог показал и доказал нам Свою любовь! Он был прав! Он полюбил меня еще тогда, когда я не знал Его, и Он сдержал Свое слово – Он был с нами и сохранил нас!» Слезы хлынули из его глаз. Ашот упал на колени и стал горячо благодарить Бога за то, что Он спас им жизнь. Он просил у Бога прощения за свои сомнения и недостойные рассуждения. Он рассказывал Ему о своей жизни. Он искренне сожалел, что тридцать пять лет прожил без Него, что столько времени он не славил имя Его. Молитва была долгой и искренней. Леночка и дети, которые вначале ничего не поняли, вдруг тоже встали на колени и, как умели, стали благодарить Бога за то, что Он спас их в этот день. И уже все вместе они в один голос пообещали Богу всегда славить Его и от всего сердца просили Его жить в их сердцах…
Они еще ничего не знали о великой любви Иисуса Христа, они еще ничего не знали о Его голгофской жертве. Они еще не знали, что они искуплены огромной ценою, ценою Крови Иисуса. Но они твердо знали, что их любит Бог. Они твердо знали, что теперь они будут служить Ему и будут славить имя Его ежедневно. Они твердо знали, что теперь их жизнь будет посвящена Господу Богу и что в этом разубедить их никто не сможет. Теперь они твердо знали, Кто сотворил и небо, и землю, и человека. Они поняли, что их жизнь им не принадлежит, она принадлежит Богу.
Мир, покой, радость наполнили их души. Они встали с колен новыми людьми, любящими своего Создателя – Господа Бога. Это было так радостно и приятно, что они готовы были обнять весь мир. Слезы очищения и раскаяния текли из их глаз, а уста сами произносили дорогие и приятные их сердцам слова: «Слава Богу нашему!»
На следующий день вертолет вместе с ними и другими пострадавшими поднялся в воздух. Все пассажиры прильнули к иллюминаторам. Под ними была страшная картина стертого с лица земли города.
Это был Спитак.